Сергей Козлов уже четыре раза отправлялся в путешествие по Армении и близлежащим регионам. Однажды он выехал из дома с фотоаппаратом, палаткой и рюкзаком, имея в кармане всего 5000 рублей, а вернулся с серией удивительных портретов жителей тихих кавказских деревень. Сергей поделился своими лайфхaками путешественника и рассказал о съемке портретов жителей Кавказа.

О фотографии-победителе

По традиции давайте начнем с фотографии-победителя. Расскажите о мужчине с инфернальным взглядом, который победил в конкурс.

Мне его взгляд тоже показался интересным. Это была моя первая поездка, и, конечно, одним из сильнейших впечатлений стало посещение монастыря Хор Вирап, где я и сделал этот снимок. На фото - не носитель религиозного сана, он работник монастырского комплекса.

Армения, монастырь Хор Вирап 2013 Фото: Сергей Козлов

- Какие у него усы! Это вообще типично для тех краев или он один такой оригинал?

Таких усов я не видел! Их обладатель, наверное, стал уже местной легендой, и это понятно - у него фактурная внешность, очень многие туристы фотографировали его. Приехав в Армению снова через год или два, я вручил мужчине отпечаток. Нужно было видеть эти эмоции, он очень удивился. Наверное, не многие привозят ему фотографии.

- Вы специально выбрали такой фон, с таинственными цифрами?

Это вход в церковь, просто колонна рядом; был очень жаркий сентябрьский день, сильные тени, и я, понимая, что времени на съемку у меня немного, выбирал место с подходящим освещением, чтобы не испортить кадр. Я просто попросил этого человека уделить мне немного времени для фото. Как только я все сделал, он сразу же отправился по своим делам. Пообщаться, к сожалению, не удалось, потому что он все время занимался какими-то хозяйственными вопросами. Его удалось отвлечь буквально на несколько минут.

О регионах и бабушках

Армения Норадус. 2013. Фото: Сергей Козлов

- По большинству людей на фотографиях видно, что они не привыкли к камере. Вы как-то работаете с моделями?

Нет. Когда лицо человека мне интересно, я просто подхожу и знакомлюсь; если на меня реагируют дружелюбно и знакомство продолжается, то за разговором фотографирую. Но часто собеседник, видя перед собой камеру, делает паспортное лицо и расправляет руки по швам. Конечно, ничего хорошего из этого не выходит, поэтому по возможности я стараюсь получать от человека какую-то реакцию, и пока мне рассказывают что-то о себе или задают вопросы, в это время нажимаю на спуск. В моменты диалога, когда человек отвлечен от камеры, и получаются яркие снимки.

Я вижу на ваших фотографиях суеверного вида кавказскую бабушку. Никогда не подумала бы, что ее можно сфотографировать так запросто.

Я бы и не сказал, что снимок был сделан запросто. Когда я приехал в Норадус, стояла страшная осенняя непогода. Шёл сильнейший дождь, промозглый ветер продувал дождевик. Для прогулки по некрополю погода вообще потрясающая, конечно. И вот я под свинцовым небом и пронизывающим насквозь ветром захожу на средневековое кладбище. Старая часовня приветливо поскрипывает дверью. Я вошёл внутрь, а там бабушки вяжут варежки, шапки на продажу и от непогоды прячутся в этой разбитой часовне. Я решил присоединиться к ним, чтобы тоже не стоять на холоде. Заодно поснимал, насколько получилось, при тусклом свете внутри. Позже прямо в часовне я поставил палатку, чтобы был какой-то навес от дождя, и стал готовиться к ночи. В это время прибежали два мальчугана. Увидев палатку, они очень удивились и помчались спросить отца, можно ли пригласить русского туриста на ночлег. Так меня позвали в дом. В итоге мы познакомились с семьей и на следующее утро вместе пошли на прогулку. Когда стали приезжать туристы и бабушки снова объявились, я с помощью местного жителя попытался завязать диалог с ними.

Я попросил перевести на армянский, что просто ищу фактурное лицо и мог бы хороший портрет получиться. Я бы конкурсный снимок сделал... Кажется, это бабушек не очень убедило. Был момент, когда я буквально бежал за одной из них. Если бы кто-то снимал меня, скачущего через погост за удирающей бабушкой, то еще вопрос, у кого круче кадр получился бы (смеется). В 2016 году я вернулся и, пользуясь случаем, передал её фотографии через соседей. Женщина болела в тот момент и из дома не выходила. А вот с другой мастерицей, которую снимал за вязанием в часовне, повезло встретиться снова и отдать фотографии в руки.

- И как она отреагировала?

Хорошо. Улыбнулась, вспомнила.

- Обрадовалась, взяла фотографию?

Да. И, снова увидев камеру, любезно назвала меня холерой.

Норадус 2016. Фото: Сергей Козлов

- Вот как!

Да, бывало по-разному. И не везде люди фотографировались охотно. Например, в Гюмри снимать мне показалось сложнее - реакция на камеру иногда была довольно резкая. Некоторые мне деликатно говорили «нет» или просто разворачивались и уходили.

- Бабушка на фотография из Гюмри выглядит очень дружелюбно.

Да, эта бабушка очень вежливо дала мне понять, что я здесь не к месту. Я увидел ее возле этих старых дверей. Кажется, она ждала родственников из магазина. По-русски она понимала не очень хорошо. Я пытался общаться с помощью ее русскоговорящих родственников, уже пришедших к тому моменту. И даже сделал кадров пять, после чего мне протянули непонятно откуда взявшийся грецкий орех, вежливо помахали ручкой и плавно закрыли дверь перед моим носом.

- Кадры тем не менее вы сделать успели.

Да, но так деликатно меня к черту еще не посылали.

Армения. Ереван. рынок сентябрь 2014. Фото: Сергей Козлов

О кавказском гостеприимстве и стереотипах

- Вы ездили в какой-то фототур? Сколько потратили на поездку?

Нет, фототура не было. Чаще всего я путешествовал один, преимущественно автостопом. Заранее составлял маршрут, который будет интересен и позволит уложиться в отведенное время. А уже на месте часто находилась компания. За всю первую поездку я потратил тысяч пять в оба конца, при этом три из них ушли на дорогу. Ночевал я в палатке или у местных жителей, которые часто приглашали к себе - в этом плане Армения совершенно удивительна. Как-то в Карабахе я шел по вечерней деревне, и из первой же попавшейся двери вышел местный житель, спросил: «Турист?» - «Да, турист. Из России». - И, помянув крепким словом осенние дожди, хозяин тут же пригласил: «Пойдем, не ночуй на улице...»

Норадус. 2016. Фото: Сергей Козлов

- А не страшно с техникой, с рюкзаками автостопить каждый раз в отрыве от цивилизации?

Нет, там вообще не страшно. В Нагорный Карабах я тоже ездил автостопом, и ничего плохого не происходило. Была показательная такая ситуация: я приехал в Степанакерт (город в регионе Нагорный Карабах. - прим. ред.), это был уже не первый день дороги, и столитровый рюкзак за плечами порядком надоел. Я вышел из автобуса, пошел осматривать окрестности и набрёл на привокзальный базарчик (кавказский базар - это вообще отдельный праздник). Кто-то из местных старожилов, посмотрев на меня, сказал: «Тяжело, наверное? Оставь рюкзак здесь, никто не возьмет». Представьте себе: оставить рюкзак где-нибудь на Казанском вокзале, например.

Армения, Горис, май 2017. Это бродяга. Мне понравился его взгляд - пристальный, вдумчивый, смотрящий в пространство. Я подошел, попросил разрешения, в ответ мне протянули стакан с кофе. Мы сделали несколько шагов до ближайшей улицы, присели на лавочку, пообщались, снимались на ходу. Фото: Сергей Козлов

- И вы оставили?

Я, конечно, взял из него деньги, документы, камеру... И решил поверить случайным знакомым. Через несколько часов пришел обратно на этот пятачок в центре города и нашел свой рюкзак, который за все это время никого не заинтересовал. С пониманием своего и чужого там все нормально.

- То есть стереотипы об угрюмых и злобных горцах - чистый вымысел?

Так называемыми «неблагополучными» регионами, о которых чаще слышат, Кавказ и Закавказье не ограничиваются. Этот мир более многоликий и, я думаю, дружелюбный. Я общался и с дагестанцами, и с азербайджанцами, со многими людьми во время моих одиночных поездок. Впечатления самые хорошие. Какой-то открытой агрессии не было никогда. Мелкие неприятности возникали, но крайне редко, и все решались достаточно легко. Многие живущие там люди радовались, встречая живой интерес к себе

Армения, Арени, октябрь 2014. Село Арзни известно своим винзаводом и ежегодным международным винным фестивалем. Фото: Сергей Козлов

Армения, Горис, май 2017. Дорожный работник. Их бригада стояла на обочине, люди во время перерыва радовались весеннему солнцу. Я подошел, попросил разрешения снять портрет. Несколько неохотно, но он, все-таки, согласился сделать несколько снимков. Фото: Сергей Козлов

Армения, Горис, май 2017. Увидев большую компанию игроков с резкими жестами и азартом в глазах, я не смог пройти мимо. Такие «ланч-брейки » у них могут могут длиться часами, поэтому время поснимать у меня было. Фото: Сергей Козлов

Приехало множество интересных персонажей. Даже Гарольд, скрывающий боль, уже успел отметиться в инстаграмах наших соотечественников. Кто-то из болельщиков прилетел на самолете, кто-то приехал на поезде или на машине. А аргентинец Хуан Матиас Амайя приехал в Москву на велосипеде. Путь в 80 тысяч километров занял у него пять лет. И это еще не конец.

27 Май 2018 в 10:03 PDT 33-летний Матиас проехал уже через 37 стран. Если встретите его на улице, не перепутаете ни с кем: бородатый мужчина на велосипеде, груженном всякой всячиной и украшенном огромным количеством флагов разных стран. В 2013 году Матиас выехал из аргентинского города Сан-Хуан и до сих пор продолжает колесить по миру на велосипеде.

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

22 Май 2018 в 9:43 PDT Раньше Матиас работал в фармацевтической компании. Но в один прекрасный момент обнаружил, что стал слишком эгоистичным и жадным до денег.

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

17 Май 2018 в 5:39 PDT «Мало того что я был недоволен своей работой, я еще и почувствовал пустоту внутри. Я был готов обменять все материальные блага, чтобы жить полной жизнью», - рассказал он в интервью изданию Romeing.

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

15 Май 2018 в 2:11 PDT Сначала Матиас сказал родственникам и друзьям, что уезжает на 15 дней. Но по прошествии этого времени он понял, что этого мало.

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

14 Май 2018 в 1:01 PDT «Сначала они думали, что я сумасшедший, раз оставляю все, чтобы отправиться в путешествие. А теперь моя семья и друзья благодарят меня, потому что я делюсь фотографиями и видео, а они могут узнать больше о других культурах».

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

3 Май 2018 в 9:37 PDT Матиас говорит, что его путешествие - дело нелегкое. В интервью Sports.ru он рассказал, что выехал из дома с 200 долларами в кармане, останавливался на ночевку в основном на природе, часто ему помогали окружающие.

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

6 Апр 2018 в 2:20 PDT «Я нахожусь не в том положении, чтобы выбирать, поэтому ем я все подряд. Приходилось даже есть муравьев, гусениц и всяких других странных созданий».

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

6 Апр 2018 в 7:24 PDT Во время путешествия Матиас сталкивался с массой сложностей: один раз у него закончилась вода в пустыне и два дня он ничего не пил, спал на улицах Европы зимой, несколько раз его пытались обокрасть и даже ранили ножом. Много раз Матиас задумывался о том, чтобы вернуться домой, но продолжал ехать.

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

8 Дек 2017 в 3:12 PST И вот спустя пять лет и 80 тысяч километров велосипедист приехал в Россию на чемпионат мира. Особенно в России Матиаса впечатлили девушки.

«В России очень красивые женщины, они сильно отличаются от тех, которые живут в моем городе в Аргентине . У наших женщин черные волосы и глаза. Мне нравятся голубоглазые блондинки. Я когда приехал в России, то чуть не упал с велосипеда! Везде блондинки! Для меня здесь рай!» - рассказал Матиас в интервью телеканалу 360.

Россия - не конечный пункт его путешествия. Но куда он поедет дальше, Матиас еще не определился.

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

15 Мар 2017 в 12:23 PDT «У меня не было конкретного плана, я просто хотел уехать из дома. Я должен был уехать на 15 дней, а прошло уже пять лет. Я нечасто задумываюсь о будущем, мне нравится жить настоящим».

Публикация от Maty Amaya (@matyas.amaya)

17 Июн 2018 в 6:58 PDT «Сейчас у меня три варианта. Первый - отправиться на юг России, затем в Турцию , проехать от

Смерть в виде фуры «Скания» настигла 33-летнего водители «Газели» на 699-м километре федеральной трассы М-5 «Урал».

Первая информация о ДТП появилась во вторник, 15 мая, на сайте Главного управления МЧС России по Пензенской области. В сводке указано, что в этот же день в 22:20 на пульт дежурного спасателя МЧС Городищенского района поступило сообщение о дорожно-транспортном происшествии.

Чтобы узнать подробности, я в этот же день позвонила Анне Шупиловой, начальнику группы информационного обеспечения деятельности ГУ МЧС России по Пензенской области.

«В Городищенском районе произошло столкновение двух транспортных средств, - рассказала она. - В результате дорожно-транспортного происшествия, к сожалению, имеются пострадавшие. Для ликвидации последствий ДТП от ГУ МЧС России по Пензенской области привлекалось четыре человека, одна единица техники».

На следующий день, 16 мая, в сводках ГИБДД была указана уже более подробная информация: «По предварительным данным, на 699-м километре автомобильной дороги «Урал» произошла авария с участием автомобиля ГАЗ-278858 и большегруза «Скания» с полуприцепом «Бонг». Для уточнения этих сведений я связалась с Юлией Кулигиной, инспектором по пропаганде безопасности дорожного движения ГИБДД.

Она рассказала, что, по предварительным данным, водитель ГАЗа, мужчина, 1985 года рождения, наехал на «Сканию». Фурой управлял человек постарше, рожденный в 1961 году. Травмы, которые получил водитель автофургона, оказались фатальными. Он скончался на месте. Проводится проверка.

Это происшествие активно обсуждалось в Интернете. Так, например, на одной из публичных страниц социальной сети «Вконтакте» очевидец аварии опубликовал фото с места происшествия. В ходе личной переписки он рассказал о том, что видел, и предоставил фото с места трагедии.

«Газель» врезалась в стоящую «Сканию», - рассказал 16 мая Игорь Федоров (по просьбе собеседника имя изменено. - Прим. авт). - Не знаю, как это получилось, но шансов у водителя «Газели» не было».

Кроме очевидцев аварии, нашлись и те, кто знал погибшего мужчину лично. Так, например, 17 мая я связалась с Людмилой Лавровой, знакомой матери погибшего.

«Он был отличным парнем, заботливым сыном и любящим мужем, - рассказала о водителе «Газели» женщина. - Мы до сих пор не можем поверить в случившееся. Буквально за день до трагедии я его видела, говорила с ним. И тут такое несчастье. Для его мамы эта новость стала настоящим ударом».

Также мне удалось пообщаться с другом погибшего, тоже водителем.

«Погибшего звали Евгением, - рассказал мне Виталий Рыбин (по просьбе собеседника имя изменено. - Прим. авт.) в ходе личной переписки. - Совсем молодой еще, 33 года. Хороший отзывчивый человек, отличный друг, аккуратный водитель. Никто не ожидал, что с ним такое случится. Я знаком с ним четыре года, тоже водитель. Сам Евгений из Пензы, за рулем более 10 лет, работал на себя. Выехал в рейс из дома и живым оттуда не вернулся. Ему было всего 33 года. На свою «Газель» сам заработал, своим трудом. У него остались жена, дочь. Когда будут похороны, мы пока не знаем. Все до сих пор в шоке от случившегося».

Варвара Устинова

Уезжая из Петербурга, Вронский оставил свою большую квартиру на Морской приятелю и любимому товарищу Петрицкому. Петрицкий был молодой поручик, не особенно знатный и не только не богатый, но кругом в долгах, к вечеру всегда пьяный и часто за разные и смешные и грязные истории попадавший на гауптвахту, но любимый и товарищами и начальством. Подъезжая в двенадцатом часу с железной дороги к своей квартире, Вронский увидел у подъезда знакомую ему извозчичью карету. Из-за двери еще на свой звонок он услыхал хохот мужчин и французский лепет женского голоса и крик Петрицкого: «Если кто из злодеев, то не пускать!» Вронский не велел денщику говорить о себе и потихоньку вошел в первую комнату. Баронесса Шильтон, приятельница Петрицкого, блестя лиловым атласом платья и румяным белокурым личиком и, как канарейка, наполняя всю комнату своим парижским говором, сидела пред круглым столом, варя кофе. Петрицкий в пальто и ротмистр Камеровский в полной форме, вероятно со службы, сидели вокруг нее. — Браво! Вронский! — закричал Петрицкий, вскакивая и гремя стулом. — Сам хозяин! Баронесса, кофею ему из нового кофейника. Вот не ждали! Надеюсь, ты доволен украшением твоего кабинета, — сказал он, указывая на баронессу. — Вы ведь знакомы? — Еще бы! — сказал Вронский, весело улыбаясь и пожимая маленькую ручку баронессы. — Как же! старый друг. — Вы домой с дороги, — сказала баронесса, — так я бегу. Ах, я уеду сию минуту, если я мешаю. — Вы дома там, где вы, баронесса, — сказал Вронский. — Здравствуй, Камеровский, — прибавил он, холодно пожимая руку Камеровского. — Вот вы никогда не умеете говорить такие хорошенькие вещи, — обратилась баронесса к Петрицкому. — Нет, отчего же? После обеда и я скажу не хуже. — Да после обеда нет заслуги! Ну, так я вам дам кофею, идите мойтесь и убирайтесь, — сказала баронесса, опять садясь и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. — Пьер, дайте кофе, — обратилась она к Петрицкому, которого она называла Пьер, по его фамилии Петрицкий, не скрывая своих отношений с ним. — Я прибавлю. — Испортите. — Нет, не испорчу! Ну, а ваша жена? — сказала вдруг баронесса, перебивая разговор Вронского с товарищем. — Вы не привезли вашу жену? Мы здесь женили вас. — Нет, баронесса. Я рожден цыганом и умру цыганом. — Тем лучше, тем лучше. Давайте руку. И баронесса, не отпуская Вронского, стала ему рассказывать, пересыпая шутками, свои последние планы жизни и спрашивать его совета. — Он все не хочет давать мне развода! Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите за кофеем — ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому что состояние мне нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость, что я ему будто бы неверна, — с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением. Вронский слушал с удовольствием этот веселый лепет хорошенькой женщины, поддакивая ей, давал полушутливые советы и вообще тотчас же принял свой привычный тон обращения с этого рода женщинами. В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться. Вронский только в первую минуту был ошеломлен после впечатлений совсем другого мира, привезенных им из Москвы; но тотчас же, как будто всунул ноги в старые туфли, он вошел в свой прежний веселый и приятный мир. Кофе так и не сварился, а обрызгал всех и ушел и произвел именно то самое, что было нужно, то есть подал повод к шуму и смеху и залил дорогой ковер и платье баронессы. — Ну, теперь прощайте, а то вы никогда не умоетесь, и на моей совести будет главное преступление порядочного человека, нечистоплотность. Так вы советуете нож к горлу? — Непременно, и так, чтобы ваша ручка была поближе от его губ. Он поцелует вашу ручку, и все кончится благополучно, — отвечал Вронский. — Так нынче во Французском! — И, зашумев платьем, она исчезла. Камеровский поднялся тоже, а Вронский, не дожидаясь его ухода, подал ему руку и отправился в уборную. Пока он умывался, Петрицкий описал ему в кратких чертах свое положение, насколько оно изменилось после отъезда Вронского. Денег нет ничего. Отец сказал, что не даст и не заплатит долгов. Портной хочет посадить, и другой тоже непременно грозит посадить. Полковой командир объявил, что если эти скандалы не прекратятся, то надо выходить. Баронесса надоела, как горькая редька, особенно тем, что все хочет давать деньги; а есть одна, он ее покажет Вронскому, чудо, прелесть, в восточном строгом стиле, «genre рабыни Ребекки, понимаешь». С Беркошевым тоже вчера разбранился, и он хотел прислать секундантов, но, разумеется, ничего не выйдет. Вообще же все превосходно и чрезвычайно весело. И, не давая товарищу углубляться в подробности своего положения, Петрицкий пустился рассказывать ему все интересные новости. Слушая столь знакомые рассказы Петрицкого в столь знакомой обстановке своей трехлетней квартиры, Вронский испытывал приятное чувство возвращения к привычной и беззаботной петербургской жизни. — Не может быть! — закричал он, отпустив педаль умывальника, которым он обливал свою красную здоровую шею. — Не может быть! — закричал он при известии о том, что Лора сошлась с Милеевым и бросила Фертингофа. — И он все так же глуп и доволен? Ну, а Бузулуков что? — Ах, с Бузулуковым была история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске. Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он... Нет, ты слушай. — Да я слушаю, — растираясь мохнатым полотенцем, отвечал Вронский. — Проходит великая княгиня с каким-то послом, и на его беду зашел у них разговор о новых касках. Великая княгиня и хотела показать новую каску... Видят, наш голубчик стоит. (Петрицкий представил, как он стоит с каской.) Великая княгиня попросила себе подать каску, — он не дает. Что такое? Только ему мигают, кивают, хмурятся. Подай. Не дает. Замер. Можешь себе представить!.. Только этот... как его... хочет уже взять у него каску... не дает!.. Он вырвал, подает великой княгине. «Вот эта новая», — говорит великая княгиня. Повернула каску, и, можешь себе представить, оттуда бух! груша, конфеты, два фунта конфет!.. Он это набрал, голубчик! Вронский покатился со смеху. И долго потом, говоря уже о другом, закатывался своим здоровым смехом, выставляя свои крепкие сплошные зубы, когда вспоминал о каске. Узнав все новости, Вронский с помощью лакея оделся в мундир и поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда в Петербурге, он выехал из дома с тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи. 22 ... Ведь его страсть - балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске. Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он... Нет, ты слушай. - Да я слушаю, - растираясь мохнатым полотенцем, отвечал Вронский. - Проходит великая княгиня с каким-то послом, на его беду зашел у них разговор о новых касках. Великая княгиня и хотела показать новую кас- ку... Видят, наш голубчик стоит. (Петрицкий представил, как он стоит с каской.) Великая княгиня попросила подать себе каску, - он не дает. Что такое? Только ему мигают, кивают, хмурятся. Подай. Не дает. Замер. Мо- жешь себе представить... Только этот... как его... хочет уже взять у не- го каску... не дает!.. Он вырвал, подает великой княгине. "Вот это но- вая", - говорит великая княгиня. Повернула каску, и можешь себе предста- вить, оттуда бух! груша, конфеты, два фунта конфет!.. Он это набрал, го- лубчик! Вронский покатился со смеху. И долго потом, говоря уже о другом, зака- тывался он своим здоровым смехом, выставляя свои крепкие сплошные зубы, когда вспоминал о каске. Узнав все новости, Вронский с помощью лакея оделся в мундир и поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда в Петербурге, он выехал из дома с тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи. ЧАСТЬ ВТОРАЯ I В конце зимы в доме Щербацких происходил консилиум, долженствовавший решить, в каком положении находится здоровье Кити и что нужно предпри- нять для восстановления ее ослабевающих сил. Она была больна, и с приб- лижением весны здоровье ее становилось хуже. Домашний доктор давал ей рыбий жир, потом железо, потом лапис, но так как ни то, ни другое, ни третье не помогало и так как он советовал от весны уехать за границу, то приглашен был знаменитый доктор. Знаменитый доктор, не старый еще, весьма красивый мужчина, потребовал осмотра больной. Он с особенным удо- вольствием, казалось, настаивал на том, что девичья стыдливость есть только остаток варварства и что нет ничего естественнее, как то, чтоб еще не старый мужчина ощупывал молодую обнаженную девушку. Он находил это естественным, потому что делал это каждый день и при этом ничего не чувствовал и не думал, как ему казалось, дурного, и поэтому стыдливость в девушке он считал не только остатком варварства, но и оскорблением се- бе. Надо было покориться, так как, несмотря на то, что все доктора учились в одной школе, по одним и тем же книгам, знали одну науку, и несмотря на то, что некоторые говорили, что этот знаменитый доктор был дурной док- тор, в доме княгини и в ее кругу было признано почему-то, что этот зна- менитый доктор один знает что-то особенное и один может спасти Кити. После внимательного осмотра и постукиванья растерянной и ошеломленной от стыда больной знаменитый доктор, старательно вымыв свои руки, стоял в гостиной и говорил с князем Князь хмурился, покашливая, слушая доктора. Он, как поживший, не глупый и не больной человек, не верил в медицину и в душе злился на всю эту комедию, тем более что едва ли не он один впол- не понимал причину болезни Кити. "То-то пустобрех", - думал он, применяя в мыслях это название из охотничьего словаря к знаменитому доктору и слушая его болтовню о признаках болезни дочери. Доктор между тем с тру- дом удерживал выражение презрения к этому старому баричу и с трудом спускался до низменности его понимания. Он понимал, что с стариком гово- рить нечего и что глава в этом доме - мать. Пред нею-то он намеревался рассыпать свой бисер. В это время княгиня вошла в гостиную с домашним доктором. Князь отошел, стараясь не дать заметить, как ему смешна была вся эта комедия. Княгиня была растеряна и не знала, что делать. Она чувствовал себя виноватою пред Кити. - Ну, доктор, решайте нашу судьбу, - сказала княгиня. - Говорите мне вс°. - "Есть ли надежда?" - хотела она сказать, но губы ее задрожали, и она не могла выговорить этот вопрос. - Ну что, доктор?.. - Сейчас, княгиня, переговорю с коллегой и тогда буду иметь честь до- ложить вам свое мнение. - Так нам вас оставить? - Как вам будет угодно. Княгиня, вздохнув, вышла. Когда доктора остались одни, домашний врач робко стал излагать свое мнение, состоящее в том, что есть начало туберкулезного процесса, но... и т. д. Знаменитый доктор слушал его и в середине его речи посмотрел на свои крупные золотые часы. - Так, - сказал он. - Но... Домашний врач замолк почтительно на середине речи - Определить, как вы знаете, начало туберкулезного процесса мы не мо- жем; до появления каверн нет ничего определенного. Но подозревать мы мо- жем. И указание есть: дурное питание, нервное возбуждение и прочее. Воп- рос стоит так: при подозрении туберкулезного процесса что нужно сделать, чтобы поддержать питание? - Но, ведь вы знаете, тут всегда скрываются нравственные, духовные причины, - с тонкою улыбкой позволил себе вставить домашний доктор. - Да, это само собой разумеется, - отвечал знаменитый доктор, опять взглянув на часы. - Виноват; что, поставлен ли Яузский мост, или надо все еще кругом объезжать? - спросил он. - А! поставлен. Да, ну так я в двадцать минут могу быть. Так мы говорили, что вопрос так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно в связи с другим, надо действовать на обе стороны круга. - Но поездка за границу? - спросил домашний доктор. - Я враг поездок за границу. И изволите видеть: если есть начало ту- беркулезного процесса, чего мы знать не можем, то поездка за границу не поможет. Необходимо такое средство, которое бы поддерживало питание и не вредило. И знаменитый доктор изложил свой план лечения водами Соденскими, при назначении которых главная цель, очевидно, состояла в том, что они пов- редить не могут. Домашний доктор внимательно и почтительно выслушал. - Но в пользу поездки за границу я бы выставил перемену привычек, уда- ление от условий, вызывающих воспоминания. И потом матери хочется, - сказал он. - А! Ну, в этом случае, что ж, пускай едут; только повредят эти немец- кие шарлатаны... Надо, чтобы слушались... Ну, так пускай едут. Он опять взглянул на часы. - О! уже пора, - и пошел к двери. Знаменитый доктор объявил княгине (чувство приличия подсказало это), что ему нужно видеть еще раз больную. - Как! еще раз осматривать!- с ужасом воскликнула мать. - О нет, мне некоторые подробности, княгиня. - Милости просим. И мать, сопутствуемая доктором, вошла в гостиную к Кити. Исхудавшая и румяная, с особенным блеском в глазах вследствие перенесенного стыда, Кити стояла посреди комнаты. Когда доктор вошел, она вспыхнула, и глаза ее наполнились слезами. Вся ее болезнь и леченье представлялись ей такою глупою, даже смешною вещью! Лечение ее представлялось ей столь же смеш- ным, как составление кусков разбитой вазы. Сердце ее было разбито. Что же они хотят лечить ее пилюлями и порошками? Но нельзя было оскорблять мать, тем более что мать считала себя виноватою. - Потрудитесь присесть, княжна, - сказал знаменитый доктор. Он с улыбкой сел против нее, взял пульс и опять стал делать скучные вопросы. Она отвечала ему и вдруг, рассердившись, встала. - Извините меня, доктор, но это, право, ни к чему не поведет. Вы у ме- ня по три раза то же самое спрашиваете. Знаменитый доктор не обиделся. - Болезненное раздражение, - сказал он княгине когда Кити вышла. - Впрочем, я кончил... И доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил положение княжны и заключил наставлением о том, как пить те воды, которые были не нужны. На вопрос, ехать ли за границу, доктор уг- лубился в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение, наконец, было изложено: ехать и не верить шарлатанам, а во всем обращаться к не- му. Как будто что-то веселое случилось после отъезда доктора. Мать повесе- лела, вернувшись к дочери, и Кити притворилась, что она повеселела. Ей часто, почти всегда, приходилось теперь притворяться. - Право, я здорова, maman. Но если вы хотите ехать, поедемте!- сказала она и, стараясь показать, что интересуется предстоящей поездкой, стала говорить о приготовлениях к отъезду. II Вслед за доктором приехала Долли. Она знала, что в этот день должен быть консилиум, и, несмотря на то, что недавно поднялась от родов (она родила девочку в конце зимы), несмотря на то, что у ней было много свое- го горя и забот, она, оставив грудного ребенка и заболевшую девочку, за- ехала узнать об участи Кити, которая решалась нынче. - Ну, что?- сказала она; входя в гостиную и не снимая шляпы. - Вы все веселые. Верно, хорошо? Ей попробовали рассказывать, что говорил доктор, но оказалось, что, хотя доктор и говорил очень складно и долго, никак нельзя было передать того, что он сказал. Интересно было только то, что решено ехать за гра- ницу. Долли невольно вздохнула. Лучший друг ее, сестра, уезжала. А жизнь ее была не весела. Отношения к Степану Аркадьичу после примирения сделались унизительны. Спайка, сделанная Анной, оказалась непрочна, и семейное согласие надломилось опять в том же месте. Определенного ничего не было, но Степана Аркадьича никогда почти не было дома, денег тоже никогда поч- ти не было, и подозрения неверностей постоянно мучали Долли, и она уже отгоняла их от себя, боясь испытанного страдания ревности. Первый взрыв ревности, раз пережитый, уже не мог возвратиться, и даже открытие невер- ности не могло бы уже так подействовать на нее, как в первый раз. Такое открытие теперь только лишило бы ее семейных привычек, и она позволяла себя обманывать, презирая его и больше всего себя за эту слабость. Сверх того, заботы большого семейства беспрестанно мучали ее: то кормление грудного ребенка не шло, то нянька ушла, то, как теперь, заболел один из детей. - Что, как твои? - спросила мать. - Ах, maman, у вас своего горя много. Лили заболела, и я боюсь, что скарлатина. Я вот теперь выехала, чтоб узнать, а то засяду уже безвыезд- но, если, избави бог, скарлатина. Старый князь после отъезда доктора тоже вышел из своего кабинета и, подставив свою щеку Долли и поговорив с ней, обратился к жене: - Как же решили, едете? Ну, а со мной что хотите делать? - Я думаю, тебе остаться, Александр, - сказала жена. - Как хотите. - Maman, отчего же папа не поехать с нами? - сказала Кити. - И ему ве- селее и нам. Старый князь встал и погладил рукой волосы Кити. Она подняла лицо и, насильно улыбаясь, смотрела на него. Ей всегда казалось, что он лучше всех в семье понимает ее, хотя он мало говорил с ней. Она была, как меньшая, любимица отца, и ей казалось, что любовь его к ней делала его проницательным. Когда ее взгляд встретился теперь с его голубыми, добры- ми глазами, пристально смотревшими на нее, ей казалось, что он насквозь видит ее и понимает все то нехорошее, что в ней делается. Она, краснея, потянулась к нему, ожидая поцелуя, но он только потрепал ее по волосам и проговорил: - Эти глупые шиньоны! До настоящей дочери и не доберешься, а ласкаешь волосы дохлых баб. Ну что, Долинька, - обратился он к старшей дочери, - твой козырь что поделывает? - Ничего, папа, - отвечала Долли, понимая, что речь идет о муже. - Все ездит, я его почти не вижу, - не могла она не прибавить с насмешливою улыбкой. - Что ж, он не уехал еще в деревню лес продавать?, - Нет, все собирается. - Вот как!- проговорил князь. - Так и мне собираться? Слушаю-с, - об- ратился он к жене, садясь. - А ты вот что, Катя, - прибавил он к меньшой

←